Некоторые человеки в эти последние дни очень уж любят пофилософствовать. Всякие там амбиции так и лезут у них изо всех щелей. Ему, допустим, хлеба не корми только дай поразглагольствовать с выпученными глазами над истоками бытия, высших материях и на прочую тему.
А у самого дырка на носке.
Был у меня один такой знакомый доморощенный философ.
Этот, с позволения сказать, суеслов, Юрий Алексеевич Мамин, как только закусит, откидывает вилку от себя и открывает свою гортань на предмет философии. И начинает заливать. Скорее не сколько заливать, сколько загибать. А загнуть он мог любое обстоятельство или даже факт или даже мало-мальски духовно хромлющего оппонента. Духовно же крепкие господа, обыкновенно подвергали Юрия Алексеича атаке ненормативной лексики, и наш Аристотель величественно замолкал, пришибленный гнётом непризнанного гения.
Иногда он говорил:
- У нас, говорил, везде и всюду поименная механизация и новые высокие технологии. А раньше люди жили вручную. Хлеб – вручную, одежу – вручную - Телевизор – при свечах. Вот была жизнь!
- А чего хорошего? - задаем каверзный вопрос.
- Да, по сути ничего! Везде и всюду разврат, и отступничество, религиозный опиум и потакание своим низменным похотям. Хотя и хорошего не мало.
- А чего нехорошего-то? – задаем каверзный вопрос.
А господин Мамин выпил залпом рюмку, занюхал рукавом и философствует:
- Я вам так скажу, философствует, все в жизни уравновешено. Если кому- то плохо, значит кому- то хорошо. Вот ты, например Петр Данилыч (это он на меня смотрит), сидишь сейчас себе счастливый, водовку посасываешь и тебе на все наплевать. И наплевать тебе на того буржуя, который сейчас в этот самый момент подавился косточкой от чего-то там, а ближние родственники и слуги бьют его (впрочем не очень стараясь) по его капиталистическому хребту дабы он не отправился во все тяжкие по всем уровням ада.
Я скорбно почесал затылок и говорю:
- Да уж, говорю, приехали, Юрий Ляксеич. Прямо таки закат Солнца вручную… Больно мрачная у вас философия, Юрий Ляксеич. Прямо не знаю, что и сказать. Испереживался весь.
А он поддел вилкой морскую капусту и улыбается:
- Это есть суровая истина наших дней. Норма жизни. Да и сами подумайте: когда кругом счастье и добро – скучно жить! Такое только на том свете бывает, если это не религиозная брехня. Тоска!
Что тут скажешь? Загрустили мы.
Тут встает Сергей Степаныч Усанин. Хозяин. Видный мужик. С пузом и усами. Встает и чуть дыша говорит на уровне высшего образования:
- Ах, ты, говорит, японский ты городовой! Я, говорит, тебе сейчас за твою философию циферблат разобью. Я тебе сейчас по примеру твоей нормы нос откушу или часть уха. Вот и будет: мне хорошо, а тебе плохо. Будешь знать, как честную компанию загружать. И вообще: в моем доме про эту свою гегемонию лучше не заговаривать, а то я в эти последние дни стал неуравновешен, особенно эмоционально. Могу, если что, стукнуть нечаянно по лицу. Давайте лучше, мужики про политику!
Ну, про политику, так про политику. Стали насчет выборов нового губернатора спорить. Господин Мамин тоже было, попытался вклиниться в предвыборную борьбу, но, встретив испытующий взгляд господина Усанина , тихо засопел и принялся ковыряться в картофельном пюре.
Господин Усанин призвал собравшихся официально выражаться по поводу избираемых мира сего.
К полуночи стали не на шутку разыгрываться политические грязные страсти. Стали мы горячо спорить о недостатках и преимуществах кандидатов на трон. Скорее больше о недостатках. Преимуществ у них, судя по листовкам и плакатам, хоть пруд пруди.
Что там говорить, вон на плакате: честное, простое лицо. Натруженные руки, ноги в волдырях. Волевой подбородок. Лоб. Галстук. Каска на голове. Под ней мозги. И глаза… Такие добрые… Косят немного…
Вот, к примеру, депутат стоит на фоне родных лесов и озер, немигающим и целенаправленным взором устремленным в блестящее будущее нашего многострадального народа, а благодетельная рука его твердо сжимает ручонку сопливого пацана с благоговением смотрящего на спасителя земли и традиций отцов и дедов.
А там впереди в сияющем грядущем ждёт безмятежное существование:
Там булки сыплются из рога
И позолочена дорога
Там водка булькает рекой
Кругом порядок, тишь, покой.
Там Вам разверзлись небеса,
По три копейки колбаса.
Там небеса, там колбаса…
Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях…
Тьфу, ты… Запутался совсем с этими оглоедами. О чем это я?
А…
Значит, а внизу плаката предвыборной гонки надпись: «Иван Распупыркин. Рыба. Работа. Жизнь». Что к чему?
Один мой знакомый студент, посмотрев на эту надпись, простодушно сказал:
-Лучше бы написал: «Секс. Наркотики. Рок-н-ролл». Это как-то ближе свободной русской душе.
Короче, спорим о политике. Да все как-то неудачно. Один депутат – сволочь. Другой – скотина. Третий – подлец чистой воды, на одну только рожу смотреть тошно. Четвертого вообще единогласно было решено колесовать, при одном воздержавшемся. Впрочем, это был Юрий Алексеевич, ковырявшийся в замёрзшем картофельном пюре.
Глянули на пятого. Вроде ничего. Рожа, как рожа. И говорит складно, язык не заплетается. Только когда свою фамилию произносит.
Так нет. Тоже подкузьмил. Квоты на вылов минтая-сырца урезал в прошлом году, подлец.
А без минтая какая же жизнь на белом свете? Особенно если это – сырец? Прямо не жизнь. Хоть в петлю без минтая-сырца. Так и кошка с голоду сдохнет. Вот и выходит, что сплошь сплошные вольнодумцы и моральные уроды. Куда ни плюнь. Тьфу, аж тошнит от такой предвыборной кампании. Грязное дело.
За полночь, когда дискуссия стала постепенно перерастать в гражданские беспорядки, господин Мамин, так и не докушавший свое пюре, но всё же взяв в карман кусок украинского сала, втихушку встает и идет в коридор. С салом, значит.
Сергей Степанович не очень тактично ему вслед орёт:
- Ты чего ж это, орёт, по-английски решил уйти?! Я тебе покажу, где раки зимуют!- и кинулся ему вслед с открывашкой в левой руке.
Тот не будь дурак – шасть за дверь и по лестнице вниз: дын-дын-дын и убег по-английски.
Сергей Степанович вернулся с глубокой грустью в глазах. Ему, конечно не жалко сала, хотя кусок был унесён добрый. Ему за державу обидно.
- А ну его, - говорит Сергей Степанович, - Ему дураку уже за сорок лет. А он как был дебилом, так и остался носорогом. Давайте, мужики дальше про политику!
Ну, а мы тут, неловко признаться, легонечко подрались.
Ну, драка, как драка. Так себе, ничего особенного. Помахали кулаками, воздух в комнате посотрясали, да и только. Лёньке Мавосяну чуть нос набок сдвинули, а Валерию Филипповичу откусили немного от мягкой части тыльной стороны правой ладони. Ну, совсем немного. Он даже не кричал, почти. Так, немного поизводил себя душещипательными криками. Мы, конечно за него испереживались все.
Ну, да ладно. Дело забылось. Да и вспоминать нечего.
Лёньке Мавосяну сделали операцию на носовой перегородке и теперь его мурло, и без того отталкивающего вида, стало похоже по национальности на смесь бульдога с носорогом и даже появился своеобразный акцент, хотя у нас в компании все интернационалисты. Лёньку даже на улицах задерживать стали по подозрению в пособничестве международному терроризму.
А у Валерия Филипповича наросло новое мясо. Ладонь от этого даже лучше стала. Сочнее.
В общем, все нормально. Порядок и равновесие. Нет худа без добра.
Только вот – беда.
Жил наш Юрий Алексеевич Мамин в частном доме. И купил он порося. Хороший такой поросюн. Правда, слегка худощав. Кожа, можно сказать, да кости. Зато дешево. Почти задарма. Тьфу.
«Откормлю, мечтает, Юрий Алексеевич, свово Борьку. Жрать его не буду. От мяса стареют, да и мозги жиром заплывут, как тогда философствовать?
Продам кабана. Добавлю самую малость рублей и куплю себе телевизор. А то старый совсем плохо экран показывает. Морды у всех узкие и рябит в глазах, и звук как из канализационной трубы. Тьфу! Смотреть противно на такой телевизор».
А рядом жил его сосед. Павел Павлович Салов. У того был чудовищных размеров мастодонт. В сарай, собака, еле влазил! Пал Палыч уже почти откормил своего Ваську и мечтает: Продам Ваську живым весом. Резать не буду. Совесть не позволяет. Немного добавлю долларов и куплю себе мотопед японский. Буду на работу ездить. На свинье ведь не поедешь. Заметут ещё по подозрению в пособничестве международному терроризму.
Посмотрит на кабана своего Салов и думает: может еще самую малость подкормить его? Да нет, думает. Боюсь, шкура у него разойдется по швам, до того я его, мастодонта, откормил. Уже не лезет в него, свинью, никакой комбинированный корм.
А сосед Мамин все, помниться, смеялся над ним. Нашел, как чушку назвать! Еще бы Барсиком назвал, чудак. Или Мурзиком.
Ну, да не в этом дело.
Случился у Салова конец света. Великая скорбь. Сперли у него его Василия. Тот и мяукнуть не успел. Теперь Салов сидит у себя на крыльце – хрюкает от горя и слезы в рукав складывает. Ему, по какой то причине, жалко, что у него кабана увели. Пол жизни прахом! Вот такое горе бывает у людей. Нет, нету видно Бога на белом свете, раз такие душещипательные вещи происходят в поднебесье! Разуверился Пал Палыч окончательно и крест свой нательный кощунственно на помойку выкинул.
А Юрий Алексеевич Мамин, мелкая душонка, смотря на всё это , улыбается и говорит под руку :
- Религия – это есть пережиток недалёких людей и малообразованных старушек. Чего убиваться? У тебя украли, завтра ты у кого ни будь… Невелика потеря. Это все нормально. Нет худа без добра. Все в порядке. А вот где ни будь в Люксембургере…
Хотел Салов через забор перелезть, да вилами заколоть наглеца. Да сил нет. Махнул рукой и пошел в дом свой скорбеть и заливать горе.
И вот тут случился небольшой перетык с этой философией.
Через неделю у господина Мамина тоже умыкнули порося. Тот и хрюкнуть не успел. Тявкнул чего-то там ослабшим от недоедания голосом. И даже рябой телевизор взяли, не погнушались. Тот и моргнуть не успел.
Конечно, Юрий Алексеевич начал убиваться. Чуть, извините за негигиеничную метафору, не наделал в брюки от обиды на жизнь. В милицию побежал:
- Украли, визжит, свинью – смысл всей моей жизни! Найдите скотину! Я ему только в глазёнки загляну, а потом сажайте хотя бы пожизненно. Ущерб мне нанесен невосполнимый! Жаль, говорит, что у нас смертная казнь отменена. Уж очень обидно за поросёнка. Где я вам бабки на вторую свинью возьму?! Я не Рокфеллер.
По пути из милиции он встретил меня и трясущимися руками и языком поделился со мной своим горем.
Я, конечно, ему посочувствовал. А, идя домой, наконец понял его философию:
У меня поросенка украли, это плохо. А у соседа, это нормально.
Вот и живем с такой философией.
Комментариев нет:
Отправить комментарий