четверг, 7 июля 2011 г.

Небо Финляндии



Стою я как- то на остановке в Санкт-Петербурге. Лето! Жара! Пылища! Вокруг люди, конечно, ходят. Обязательно машины ездят всякие разные. А мне автобус нужен. Вернее не, сколько автобус, сколько маршрутное такси. 135 номер. Мне бы на Елизаровскую станцию метро поехать и там, на метро сесть. Чтобы уже совсем доехать до Ладожской. Ну, там по своим делам, в общем. Вернее не, сколько по своим, сколько по служебным. Директор сплавил меня в командировку. Ну, я конечно, не дурак за казённый счет на самолете полетать, да северную столицу посмотреть. А в столице лето.  Люди ходят. Машины ездят. Нищие кругом цепляются, на каждом углу. Вот на то и  вышло.

 Стою, значит,  а  такси куда-то запропастилась. Всякие другие номера ходят, а моего нету. Вот я никуда и не еду. Все едут, а я стою, как идиот. Оно, конечно, не я один стою. У нас таких, как я много. Кто стоит. Кто сидит. А кто уже, как говориться, лежит. Страна большая.

 Пешком костылять – интереса мало. Ноги-то не казенные. А мне до метро надо успеть.

               Думаю: надо ловить таксомотор. Да денег жалко. Жаба меня душит. Ну, думаю, постою еще полчаса, а там, пусть мне морду бьют поставщики. Пропади всё пропадом.

               Вдруг вижу, идет в мою сторону какое-то старческое тельце. Такое худосочненькое и отутюженное. Кепка на черепе. Очки солнцезащитные на нем,  большие как у Тортиллы. Слепенький видать. Палочка у него в дрожащей руке. Он ею по тротуару стукает: мол, отходи в сторону, зараза, не то я вас сейчас прищучу этим поленом!

 И, прямо, ко мне идет и всё тут. Вцепился клешней мне в локоть и говорит:

 - Молодой человек, не откажите в помощи. Я очень слабо вижу и не способен хорошо ориентироваться в пространстве. Мне нужен 49-й троллейбус. А поскольку я слабо вижу, то я здесь с вами постою, а вы подскажите, пожалуйста, когда этот самый троллейбус подъедет, если вас не затруднит такое деликатное дело, будьте любезны.

               Ну, думаю, попал! Сам опаздываю, а здесь, получите-распишитесь, всяких слеповидящих на трамваи сажай. Хотел я от него отцепиться. А только потом совесть меня  замучила. Говорит: что ж ты, подлец такой делаешь, а? Неужели тебе пожилому человеку трудно помочь? Ну и кто ты после этого? Вот доживешь ты до старости лет, поглядим. Эх, говорит, как был ты невеждой, так в ящик и  сыграешь. Всего наилучшего.

Эх, думаю… а и ладно. Пусть сделка пропадает! А то действительно -  вдруг состарюсь, и шиш кто поможет.

 Ну, вот мы и стоим. И все кругом стоят. И думают: что, мол, дурень, попался?! Вот и паси теперь этого старикашку, а он тебе, небось и спасибо не скажет.

 А пусть и не скажет, думаю. Я, это из бескорыстных побуждений. Из чистого, можно сказать, сердца. Я старости доверяю. Вот сами состаритесь, и никто вам  не поможет.

               А все думают: ну и дубина.

 Ну, конечно, может и не все так подумали. Ведь не все же плохие люди, как некоторые.

               Может, даже некоторые поддержали. Скажут: ах, какой милый молодой чемодан. Так он нежно этого дедка за клешню держит. Наверное, в школе он отличником был. И маме всегда помогал. И старушек через дорогу переводил. И птичкам, сломанные крылья приделывал. Ай, молодец, враз и навсегда!

 И я тоже думаю: ай, молодец Пётр Андреич (это стало быть я)!  Не зря, значит, мама меня в муках произвела на свет. Вышел из утробы человек с большой, так сказать буквы! Он старичков на сорок девятые троллейбусы сажает и будет еще слушать  всякую галиматью, которые они в старческом маразме будут нести незнакомым людям. Нечего, прямо таки на это возразить, лопни мои глаза.

 Ну, вот. А старикан, как только я обо всём этом подумал, сразу же и говорит:

 - Вы, молодой человек, не были ли, чисто случайно, в Финляндии?

               Я говорю:

 - Чисто случайно, нет. Не был. А вот сестрица моя, по матери, однажды выиграла за трудовые заслуги перед типографией путевку в Монголию. 

               - Ну, это, почти рядом, - говорит мой старик, - а, допустим ваша сестра не рассказывала вам о том, какое в Монголии небо?

 Я стал вспоминать. Минут пять думал, не вспомнил. Про тугрики говорила. Про Цахиагийна Элбэгдоржа обязательно. Про юрты и шаманов что-то.  А вот про небо – это нет. 

 - А что, говорю, небо – оно и в Африке небо. Небо, как небо, наверное.

 - Ах, не правду люди говорят! – завёлся старик, - Я ведь много где побывал, молодой человек! Я, понимаешь, и в воде, и в огне, и в медных трубах побывал!

 А сам ко мне жмется, видать тяжко ему все время на палку опираться. Ну, пущай, думаю. Пусть старость на меня опирается. Может ему и опереться в жизни не на кого, как только на меня - честного прохожего.

 - Вот, например, - продолжает мой добрый собеседник,-   здесь в Петербурге, небеса такие нависающие, тяжестью отдают. Даже, иногда, особенно когда собирается дождь, эту тяжесть почувствовать можно…

               Я думаю: конечно, тяжесть. Еще бы! Машины надымят с утра, вот тебе и тяжесть! Вот, тебе дядя и рак лёгких.

 - А вот в Финляндии небо, вы знаете, такое бирюзовое. Полупрозрачное. Оно там, как будто играет с тобой, зовет. И даже когда тучи собираются, говорит, кажется будто они совсем не серые, эти тучи, а перламутровые…

А сам ко мне жмется. Видать совсем устал.

 Я говорю:

               - Послушайте, папа, вон там на бирюзовом горизонте я узрел ваш 49-й троллейбус. Вам как раз туда.

 - Ах, говорит, большое вам спасибо! Сейчас нечасто встретишь юношу способного помочь старому человеку сесть в 49-й троллейбус. Благодарен Вам от всего чистого сердца!

 Оглянулся я на прохожих и думаю: ну, что съели блин с капустой?! Видали, как он меня отблагодарил! Нечасто, говорит, встретишь такого…

 А они думают: ну и что? Еще ничего не известно. Может он заразный какой-нибудь? Вот, покроешься прыщами, будешь знать, дурья голова.

               Да, ну вас, думаю, в болото. Вот доживете до его старости…

Дедуля, продолжая лепетать слова благодарности, с моей, конечно, добровольной помощью залез в троллейбус и помахал мне из-за закрытых дверей лапкой. Мол, спасибо еще раз, в жизни ваш благородный поступок не забуду. Век свободы не видать.

            А я, конечно, еще поумилялся и тут мой 135-й подкатил. Сажусь в него, а самого гордость распирает.

 Приехали мы на Елизаровскую. Оплата проезда на выходе. Сунулся  я в свой боковой карман. Эх, думаю, разява, не в тот карман положил. Сунулся в другой боковой карман. В третий. В четвертый. Что, мол, думаю, за ерунда? Неужто дома забыл?

 А водитель  всех отоварил и меня теперь ждет и говорит под руку:

 - Что это Вы, кошелек дома оставили?

 - Да, вот, говорю, то ли дома оставил, то ли…

 И тут, гром и молния! Не зря, думаю, старая перечница ко мне  тёрлась.

 Ах, ты, думаю, лукавый, кошелек у меня спёр! Это ж надо! Люди добрые, что же это твориться в поднебесье! Ведь эдак, гром и молния, выходит, никому уже и доверять нельзя? А водила, сверкает фиксой и не хочет войти в мое положение. Денег ждёт. А у меня денег уже нету. Их старая вешалка стащила.

 Теперь я и говорю:

 - Да уж, говорю, дома кошель забыл. Память девичья.

 А водитель не улыбается. Вид у него, какой-то недовольный. Чего расстраиваться? Из-за пяти рублей?

 Порылся я в карманах. Наскреб мелочью пятак и сунул водителю в грязные руки. Подавись, думаю, мелочью.

 А главное кошелек жалко! Кожаный. Со множеством отделений для денег и не денег. Да и денег жалко. Кому ж не будет жалко?! Нельзя, конечно, сказать, что у меня мой кожаный кошелек от наличности  по швам разрывало.

  Я предусмотрительно денег с собой много не беру. Большую часть дома в башмаке старом, под вешалкой оставляю. Воры придут и подумают: а-а-а, наверное в старом башмаке под вешалкой никто деньги не станет хранить! И не станут ничего воровать.

 Но, все же, двести пятьдесят три рубля восемнадцать копеек, карточка на метро, календарик с Бритни Спирс, фантик от жевачки с Бритни Спирс, квитанция, чтоб забрать ботинки с ремонта. Обидно!

 Ну, думаю, старый волк, попадешься ты мне!

 И поплёлся я домой. Целых куча остановок. Лето! Жара! Пылища!

 А сделка моя так и не состоялась. Зря я торопился. Как потом я узнал от специальных людей,  представитель ЗАО «Порожняк»  в воскресенье наелся спиртных напитков, как поросёнок, и в тот понедельник у него было тяжело на душе. Оказалось, у него дочка в воскресенье родила и он, как бы, дедушкой стал.

 Ну и ладно, если так. Знаем мы теперь этих дедушек.





 (Переработано. Ранее (с) Егор Драпов 2002)


четверг, 30 июня 2011 г.

Кухонный террорист



        Дворник Пантелей Филиппович  Жуков работал дворником. Летом он окурки, бумажки и всякую ерунду подбирал. Зимой он льдинки колол. Весной грязь загребал. Осенью листья сжигал. В общем, работа, как работа. Как у всех. Не пыльная, и горб не тянет.
       Конечно же, он не работал бы дворником, если б не пенсия. А пенсия маленькая. Денег вечно не хватает. А возраст уже не тот. Кушать хочется. И вообще во всем правительство виновато. Кругом ворье, беспредел и инакомыслие. Загубили такую страну, разворовали, демократы проклятые!
       Да, чего-чего, а Пантелей Филиппович любил ругнуть крепким словцом нынешнюю власть, щедро приправляя и без того едкие описательные словосочетания перчинкой ненормативной лексики. Причём самым веским аргументом, в светлых грёзах дворника, обычно был автомат Калашникова, с помощью которого он в пылу патриотической страсти   свергал ненавистное правительство и их религиозных прихлебаев.
       «Дали бы мне автомат и сказали: стреляй кого хочешь, Филиппыч. И тебе за это ничего не будет!» - сладко мечталось Пантелею Филипповичу.
           Расположить на бумаге перед читателем  более подробно словоблудие работника ЖЭКа № 7 автору не позволяет болезненная совесть.  
          Обычно процесс обругивания происходил  у  Филиппыча на рабочем месте, где  тот работал дворником. Или у себя дома, на кухне. В нашей стране кухня сродни национально-патриотическому клубу униженных и оскорбленных.
             Нынче Пантелей Филиппович ругался на главу местной администрации Федора Петровича Дудуева. Завернул его, понимаешь, в бараний рог. В общем, крепко досталось господину Дудуеву по всем общественным местам.
        Опять же по причине частого использования выражений порочащих родную речь, большая часть монологов автором стыдливо опущена в интересах духовного здоровья нации.
          Хотя  некоторые обороты, все же привести можно.
        Ну, например…
        А, хотя, не стоит.
     Обычно Пантелей Филиппович предлагал довольно таки человеконенавистнические варианты расправы над главой местной администрации. И причем эти варианты были довольно таки безальтернативные.
          Впрочем,  парочка, я так думаю, наберется. 
              Ну, например:
              Хотя, наверное, не стоит.
        В общем, в один прекрасный день, Пантелей Филиппович, как говориться, дотрепался.
      Тяжелая рука легла на его натруженное плечо. Голову дворника посетили мрачные картины возмездия. Языки пламени вздымались из раскаленный печи, булькало масло в котле, а самый главный кричал, заливаясь гомерическим смехом, и размахивая трезубцем: давайте его сюда!!!
          А картина в реальности была такой.
       У Ф.П. Дудуева  поломалася в дороге его государственный «Лексус» и господин глава администрации пошкандыбал до своей администрации, как говориться, на своих двоих.
         На сердце  свое Фёдор Петрович уже положил, что вечером, в гараже, во что бы то ни стало, пристрелит главного механика.
         И вот идёт он и смотрит:  дворник Пантелей Филиппович Жуков, окаянная душа,  листья в кучу гребёт и  потом их сожигает. Он очень усердно работает и даже вспотел. И даже он покраснел весь, как вареный краб от натуги, и кепка у него на седых власах не держится, норовя упасть в скользкую грязь. Он, бедняга, запыхался.
        И тут душу Фёдора Петровича посетили разнообразные светлые эмоции, и  даже религиозные чувства о житиях святых, крестах, иконах, загробной жизни и чертях.
        И вот с переполненным от возбуждения сердцем, Ф.П. подходит и трогает батю за плечо.
         А папаша тем временем чего-то себе под нос хрюкает и мычит. И по тональности видать – недовольно и оскорбительно мычит.
        И думает тогда Фёдор Петрович: «Пора бы уже быть ближе к народу».
      Поворотился к нему  вдруг дворник Пантелей Филиппович Жуков, а господин глава ему и глаголет в испуганные его глаза:
        - Ну, что, узнаете ли вы меня или нет?!
       Дворник с натугой отвечает:
      - Узнаю, как не узнать… Вас каждая собака узнает. Вы есть глава местной администрации товарищ Федор Петрович Дудуев, - а у самого дворника колени  дрожат.
    - Правильно ты отвечал,- порадовалась глава, - ну теперь, скажи мне, как на духу. Чем недоволен местной властью? Может, того, пенсия маленькая или зарплату задерживают или еще чего? Говори, как говориться, режь правду матку в глаза. Всё улажу, раз ты такой работяга и хороший дворник. Даю слово депутата!
         Тут  Пантелей Филиппович начал блеять:
       - Мол, дескать, да чего там… Всё хорошо, ничего не надо. Живём потихоньку, хлеб жуем. Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство, а товарищу Дудуеву за обеспеченную старость. По гроб жизни благодарим и вообще низкий поклон враз и навсегда.
       Фёдор Петрович чуть было не прослезился, но мужественно взял себя в руки.
      - Ну и ладно, - говорит, - ну и хорошо. Народ значит, в вашем лице всем доволен!
 Кивнул на прощание головой, похлопал дворника по плечу и пошел. А сам думает: «Уж слишком гладко всё у него, у подлеца. Ворует небось, гвозди с ЖЭКа № 7».
     Долго еще стоял Пантелей Филиппович с протянутой для рукопожатия  мозолистой ладонью. А потом как-то кротко, смиренно стал заметать листочки на лопату, как будто боялся их поранить грубым веником.
       А дома, после трудовой смены, помылся, надел стираные  штаны и рубаху, выпил стопочку водки и начал думать.
     - Вот ведь как, - думает… Сам Дудуев, ко мне… Да уж… Надо же! Значит, есть Бог на свете!
   Когда была израсходована третья стопка, Пантелея Филипповича приятно разморило и потянуло ко сну.
     Засыпая на диване, он промямлил:
    - А все же рыло у него, собаки, свинячье… Ворует небось из казны-то…
Во сне Пантелей Филиппович снова передёргивал затвор автомата Калашникова, ругаясь на правительство и главу местной администрации.
Дворник блаженно улыбался, осознавая, что ему за это ничего и никогда не будет.
                                                  
(Переработано. Ранее: (с) Егор Драпов, 2002)

понедельник, 27 июня 2011 г.

Мороз по коже




Эх, и восхищаюсь же я современной молодёжью! Не то что раньше… Книжки какие-то читали. Пираты.  Капитан Немо. Может быть Фантомас. Хотя с ним общество конечно переборщило. Сколько прохожих заиками остались с перепугу, увидев в подворотне идиота в чёрном чулке на тупой голове, и не сосчитать. Сберкассы даже одна бригада грабила. Вот, гордость берёт-то за свое поколение! Ихний-то Фантом – киношный, эдакий придурковатый клоун. Зато наши по-настоящему грабили. По честному. Хотя, честно, говоря гордиться, конечно же нечем. Никто же не порадуется если его сбережения Фантомас стащит.

 Да… Было времечко! Мечты какие-то глупые строили… Космонавты. Муслим Магомаев. Может быть «Пинк Флойд». Отчасти «Песняры». БАМы какие-то. Целина.

 Ну, а сейчас всё это у нынешней молодёжи  называется выразительным русским словом – отстой.

 Но, а я просто в восхищении. Да, вы сами посмотрите на наших ребят. Посмотри-ка вон там по улице идет мимо ларька с порно. Да не туда смотришь, дубина! Вон туда смотри. Да, не этот. Вот этот. С красными от мороза ушами, прыщавый. Ага… Смотри какой бравый ребятёнок! На улице мороз – градусов, может, восемьдесят ниже нуля, а он, смотрите ничего – бодриться! Шапку не носит. Курточка кожаная без подклада. Ботиночки там. Монстр на футболке. Серьга-капелька в ухе. И курит. Совсем как взрослый. Дым табачный, знаете ли, вдохнет и тоненькой струйкой в небо! Ай, люли – молодец. Не то, что старшее поколение. Курило всякую отраву. Беломор. Может быть Яву. На крайний случай Кэмел. А тут – я те дам!

 Правда, очевидно парень-то уже почти насмерть замерз. Глаза у него какие-то осоловелые. Уши в трубочку свернулись, а правое вообще побелело. Губки синенькие, как на трупике. Но парнишка, видно не из робкого десятка. Он крепиться. И желает всем показать, что он  крепыш. И ходит гоголем, между судорогами от переохлаждения организма. Он – Терминатор. Может быть – Нео. Он – настоящий герой своего времени! И скорее всего его зовут Вова. Он учиться в ПТУ и ходит в дискотеку. У него, знаете ли, среди молодёжной среды обитания эдакий подвижный сексуальный статус. Не могу вспомнить, кто из эстрадных этому парню даже песню посвятил. Вот какие у нас пацаны! О них и песни слагают и слоганы! Я просто тащусь. Или прусь. Как там у них говорят сейчас? Ёу!

В общем: оттопыриваемся, как говориться, дальше.

 Короче, хочу рассказать историю из молодёжной тусни. Такое, знаете ли, незамысловатое эссе. Без пролога и эпилога.

 Это про того пацана, что у ларька мы видели. Ты его не знаешь, нет? Я тоже. Зато я знаю моего соседа Женьку Тяпкина. Такой рыжеволосый оторвыш. Крутой. У подъезда какие-то непонятные дела трёт с приятелями. Буксует. Злиться чего-то. Все нервно курят. И все без шапок. Особенно Женька Тяпкин. У него на голове то ли ёжик, то ли бобрик. В общем какое-то короткошерстное животное, в честь которого назвали прическу.

 Мама Женьке говорила:

 -Евгений! Надень, хоть спортивную! Менингит ведь схватишь, подлец! Мало тебе, что я тебя одна воспитываю…

 А Женька отмахивается:

 -Ах, отстаньте Вы мама, - говорит! Что Вы в самом деле до меня пристали. Заведите себе мама, забавы ради, хотя бы папу. Или собаку-таксу там. А со мной ничего не будет. Я пошёл. Меня товарищи ждут.

 Да ещё сестренка младшая, восьмилетка, подначивает:

 - Женька, а Женька –говорит , - А я видела, как ты вчера журнал с голыми тётеньками принес. Я знаю где лежит. Дай, Женька полтинник, и я маме не скажу, зачем ты с ним вчера в ванной закрылся.

 Не жизнь у Женьки – а сплошная агитация и дискриминация.

 Сунул Женёк со злостью сестрёнке двадцать рублей и думает:

 - Ну, я тебя подколупну как-нибудь, малолетка паршивая.

 Корефаны на улице ему говорят:

 -Что ты, Евгений, буксуешь? Не слушай мамку. Чему она тебя научит, раз четырех мужей поменяла, словно Хакамада какая-нибудь? Она то в своей жизни разобраться не может, а в твою лезет. А сестрёнке твоей губы вареньем намажь. Эх, мамка ее посечёт! Тем более они нашего разрешения не спрашивали, когда нас рожали.

 Не отвечает Евгений. Тормозит. Нервно сигарку сосёт.

 Перетёр еще пару гнилых тем с приятелями и пошел в дискотеку.

 А тут нежданно грянула зима. А зимы у нас, знаете ли -  я те дам. А эта еще злее попалась. Метель за метелью. Городишко, аж задыхается от снегу. Техника не справляется. Мороз. А тут наш Женька всё же пошел в пивбар с игровыми автоматами. Думает: играну разок. Авось Фортуна ко мне передом повернется. Выиграю, вот тогда побухаю по-честному.

 Но игровой притон был закрыт по случаю пурги. Да еще морозище стоит, до минус сорока! Не меньше. Мамка всё же сунула сыну спортивную шапку. 

А сегодня, по случаю не работы пивбара Женька Тяпкин, значит, слегка пропёрся. Идёт домой. Злой, как собака. Что-то там бубнит себе под нос. Вдруг видит ларёк круглосуточный. Работает. Пробрался Евгений через сугроб, чуть не утонул в рыхлом снегу. Ругается грубо. Кроет. Чертыхается. Купил полторашку крепенького у обкуренной продавщицы.

 Домой, конечно не пошел, хотя жрать охота было. Зашел куда-то в подвротню, справил малую нужду, чуть не отморозив крантик.

 А в доме в ихнем был подвал. Снёс Женька-Терминатор хлипкий замок, сел на теплые трубы, да пригорюнился. Начал заливать пивом грусть-печаль, да гнать навязчивые мысли о бренности и несовершенстве бытия. А руки-то замёрзли, мать родная Мария Михайловна! Не слушаются руки. Башка тоже не слушается. Не знает уже какие мозговые сигналы в какие части тела посылать.

 Задубел Женька. Да ещё пивком разбавился. Конечно немного захмелел с голодухи. Чувствует ног под собой не чувствует. Упал даже с трубы. Грубо ругается. Кроет. Однако напиток допил и пошёл сдаваться домой. Но шапки так и не надел. Из принципа.

 Дома, мамка, конечно пожурила, мол: мало тебе, что я тебя одна воспитываю.

 Ничего на это не ответил Евгений. Рукой замёрзшей только махнул и пошёл в постель. Даже зубы не почистил.

 Утро было солнечным. На белом снегу весело перекликались солнечные зайчики. В некоторых местах даже искрилось голубым и перламутровым. Вот какие у нас зимы!

 Только вот Женьке Тяпкину не весело. Лежит он в постели совершенно разбитый, да ещё с похмелюги. Голова болит. Настроение паршивое и воротит на весь белый свет.

 Хорошо, что сёдня не в ПТУ,- подумал с облегчением Женька и не стал ни на что жаловаться. Мамка была уже на работе, а сестрёнка, очевидно болталась где-то у подружки по соседству. Так, что Женька наскрёб мелочи на маленькую бутылочку крепенького и пошёл поправить состояние своего разнузданного организма.

 После поправки он снова увалился спать. И снился ему, конечно, не рокот космодрома, а рёв его гоночного, темно-красного GTO на котором он мечтал прокатить Катьку Золотарёву из группы бухгалтеров. Ох, и красивая эта Катька! Конечно, на эту машинку надо было горбатиться несколько лет без передыху, но Евгений Тяпкин знал, что такое жизнь, и умел ставить разумные цели.

 После просыпания головная боль чего-то не унялась. Но Женька снова не стал жаловаться. 

 На следующее утро, маманька никак не могла добудиться и страшно заволновалась. Нет, не волнуйтесь. Женька не умер. Приехавший врач скорой помощи, пожаловавшись на дороговизну в магазинах, велел везти сынулю в больницу, с подозрением на что-то медицинское.

 Женька попытался воспротивиться отправлению в медицинское учреждение, но его особо спрашивать не стали, тем более он ослаб и чувствовал при этом шум, писк, звон, гул в голове и заложенность в одном ухе. Также у него снизилась острота этого самого слуха с нарушением остроты зрения, слезотечением, зудом и жжением в уголках глаз, болью в лобной области и даже в верхних челюстях.

 Доктор в больнице сказал:

-Хотя механизм передачи бактерий и вирусов, вызывающих менингит, в организм человека еще до конца не изучен наукой, я думаю,  что это всё-таки менингит. А какая это разновидность этой холеры мы еще посмотрим. Проведем пару опытов.

 При словах «холера» и «опыты» мамаше Тяпкиной чуть не стало дурно.

 Она говорит:

 -Что вы, уважаемый товарищ доктор, так пугаете пациентов и их сопровождающих подобной терминологией. Мне мало радости слышать ваши антинаучные заключения.

 На что доктор ответил, что это он так образно выражается и вообще пошутил, на что мамаша Тяпкина сказала, что шутить в серьезном стационарном лечебном заведении - это есть в высшей степени неразумно, и что за такие шуточки можно схлопотать срок с отбыванием наказания в колонии усиленного режима.

 Услышав про режим, доктор крякнул и повел беседу в более оптимистичном и положительном ключе:

 - Первым делом, - говорит, - мы ему перельём немного крови. Так на всякий пожарный случай. Литра, может, два. Этого хватит. Правда его немного потрясёт, хе-хе...

 Гражданка Тяпкина снова строго посмотрела на врача и тот, подумав еще раз о строгом режиме, больше не стал шутить, а назначил обследование и лечение.

 - Не волнуйтесь, - говорит, - у нас прогрессивная медицина. Как-нибудь, с грехом пополам, вылечим…

 И, знаете ли: вылечили. Долго Женька лежал в стационаре. Не помнит уже сколько. Честно говоря,  он уже вообще мало что помнит из своей жизни.

 Мозговые оболочки у него, по какой-то непонятной причине воспалились. То ли вирус, то ли, что.

 А доктор пошутил, что без шапки ходить – менингит получить. Инфекции всё это. Вирусы.

 Прошло время. Мамашка Тяпкина пятый раз вышла замуж. Счастья ей.

Женьку вылечили. Теперь у него голова не болит. Но что-то всё равно непонятное в этой голове происходит. Короче Евгений Тяпкин чуть-чуть съехал с катушек на почве своей этой болячки с мозговыми оболочками. Конечно совсем дебилом он не стал. Нет. Но, что-то с ним явно не то происходит. Ходит зачем-то. Мычит. Иногда падает. Взгляд стал немного такой придурковатый, как будто он не здесь, не с нами.

 Наверное Женька сейчас на своём темно-красном GTO катает Катьку Золотарёву. Счастливый человек! 
Мне бы так. Да стар я.



(Переработано. Ранее (с) Егор Драпов 2007)

вторник, 21 июня 2011 г.

Петушиная мечта


     Жил был петушок. И была у него мечта. Уж очень хотелось ему, чтобы его человек похвалил.
     И поэтому бегал петушок по двору, желая попасться человеку на глаза. Да только путался у него под ногами.
     И надоело это человеку. Взял он петушка и отрубил ему голову. А потом сварил из петушка суп. Ел и нахваливал :
     - Хороший петушок! Наваристый!
     Вот так и сбылась петушиная мечта.

(Ранее: Егор Драпов (с) 2000) 

воскресенье, 19 июня 2011 г.

Поделом




Сам-то я против супружеских измен. Это плохо. Это нехорошо. Это еще мягко сказано – нехорошо. В смысле плохо не то, что я против, а в смысле против вообще. Ну, вы меня поняли. Если ты, негодяй, гуляешь налево от своей жены, то не удивляйся, что потом придётся обращаться к популярному доктору за помощью. Или того хуже получишь сковородкой по голове. А может и не сковородкой, и не по голове. Есть ещё садовый секатор. Если подешевле, то 254,90. Мощная штука. Острая…

 Но, все же происходит. Хотя лично я,  против. Хотя, наверное, многим на это наплевать.

               - Вот ещё чего! - скажут, - не гуляй налево...  Да мы тебя…  Мы тебе надаем сейчас в лицо!

 Полегче, полегче, господа! Морда-то не казенная.

 Просто один факт.

 Один мой знакомый, вернее не он сам, а его папаша, на старости лет закрутил любовь.

 Ездит он, значит по службе в разные командировки на север. Он – снабженец в крупной организации. Откаты берёт и всё такое. Жене и ребятишкам подарки привозит. Жене, значит, парик или  мелок для тараканов. Пацанам погодкам-обалдуям, значит, жвачки или, к примеру, карандаши.

 Жена, значит, Анна Владимировна обижаться стала:

 - Куда мне, старый пень, на шестом десятке парик надевать? Ты в своем уме?

 И дети Лёва, и Сережа тоже обижаются:

 - Куда нам, батя, на четвертом десятке твои карандаши девать? Лучше бы вы папа, девушек нам привезли. Жениться хотим. 

 Геннадий Юрьевич махал рукой и ложился спать. А спал он последнее время плохо, ворочался и мычал во сне. Жену, вечно с кровати спихивал.

Жена, Анна Владимировна обижается:

               - Куда ты, старый, меня пихаешь? Надоела я тебе что ли?

 Геннадий Юрьевич молчал и думал, засыпая:

 - Скажи спасибо, кочерга, что не выгнал ещё.

 - Хорошо, хоть во сне не лает, собака, - думала Анна Владимировна, засыпая.

 В общем, проснулся один раз дядя Гена не у себя дома. Само собой не в своей кровати и не со своей женой. Как так вышло, он сам до сих пор удивляется.

               Ну, помнит, к другу пошел. Помнит, как выпивали. Помнит как закусывали. Как Иван Петрович Шевченко - начальник отдела сбыта, танцевал на столе лезгинку. 

               Помнит мадам какая-то тёрлась всё рядом. Подруга жены друга. А вот лица её не помнит. 

               Ошалел наш Геннадий от переживаний и дрожащей рукой снимает одеяло.

 Вот, думает, попадётся сейчас какой-нибудь гоблин, что я делать буду?

 Выдохнул дядя Гена: вроде пронесло. Не гоблин. Вурдалак в красном бюстгалтере 4-го размера.

               Так и стал туда ходить. Подарки носить. Платочек там, или духи. Тётя не обижается. Хороший мужчина, этот Геннадий Юрьевич. Только, мордой не вышел. Нос кривой какой-то. Плешь. Руки-крюки, как клешни у краба - холодные. Вообще-то чистой воды, негодяй. Да ещё жене изменяет.

 А жила  тётя, между прочим -  Лариса Ивановна, как говориться, через дорогу от дома, где жил аморал дядя Гена с семьёй. Рукой подать.

 И вот, однажды Геннадий Юрьевич поехал в командировку на север. Хотя, на самом деле, начальник никуда его не посылал, а наоборот отпустил в отпуск. Поехал, значит, Геннадий Юрьевич в свою командировку на север от своего дома, то есть, через дорогу. 

 Ну и там, у Ларисы Ивановны, в общем… Вы понимаете, правда?

Целую неделю…

  А Лариса Ивановна - женщина без предрассудков. Она ему говорит:

 - Поди-ка милый друг, вынеси на помойку ведро, а то оттуда уже воняет.

 А Геннадий Юрьевич  стал немного тупить, мол:

               - Ах, Лариса Ивановна, мон ами. Я от вас без ума... Платки, всё же... И духи, а вы мне: вынеси на помойку ведро. Нетактично.

               - Ах, - отвечает Лариса, - ми амиго... Я тоже от вас без ума, но все-таки и обед, и ужин, и вода горячая, а вы не мечтаете пройтись до помойки, чтобы помочь несчастной, одинокой женщине. Некрасиво.

 Поскрипел зубами, покряхтел Геннадий Юрьевич, облизал ложку от борща, надел спортивный костюм поверх майки и пошел с ведром.

               Ладно, думает, пусть пукает от счастья, чума болотная. А духи-то недешево стоят. Подошел дядя Гена, значит, к баку - вытряхнул ведро, поморщился, плюнул наземь и пошел в тапочках.

 Идёт - загрустил. Кошки на душе подскрёбывают. Совесть, зараза, грызет. 
Ах, ты, говорит, свинья ты, свинья. Седина тебе в бороду. Жена, двое детей обалдуев, ну и кто ты после этого?

 Да, уж думает Геннадий Юрьевич, свинья я, свинья, бес мне в ребро. Жена, двое детей…

Не заметил, как и пришел. Жмёт на звонок. Пелена перед глазами. Вот открывается дверь. 

Извините. Что за каламбур? Силь ву пле, господа… Пор фавор…

 - Здравствуйте, Геннадий Юрьевич, - говорит кто-то ехидным голосом Анны Владимировны.

 Дядя Гена, плохо продумав ответ, говорит по привычке:

               - Здравствуй, Аня. Это я. Соскучилась?

 А жена, Анна Владимировна обижается:

 - Что же это вы дядя Гена, - говорит она подбоченясь, - с помойным ведром по улицам шляетесь. Ну? Как командировочка?

 А сзади мамы Лев и Сергей стоят, и гадости про отца думают. Обалдуи. Жениться уж пора, эх....

               - Да, вот,-   говорит Геннадий Юрьевич, , - пришел, значит. А ты, значит дома, Аня... - а в мозгах аж булькает!

 Анна Владимировна, засучивая рукава, говорит ехидным голосом: 

 - Да, уж, майн фройнд, прикатился, кобель проклятый. Сына, подай маме сковородку, мне с отцом надо поговорить.

 Геннадий Юрьевич хотел, было придумать сказку про то, как он после командировки зашел погостить к другу и остался у него ночевать, а утром решил вынести другу ведро с помоями и сердце само подсказало дорогу к милому дому, и он по его зову направил свои стопы к любимой жене и детям.

 Но передумал. Все равно жена, позвонит начальнику и тот скажет, что он его мужа никуда не посылал. Разве, что иногда в сердцах.

 - Мамка не бей папку, - сказал Лёва, подавая Анне Владимировне большую чугунную сковороду. Серёжа заплакал.

 Геннадий Юрьевич ничего не говорил. Ему было невыносимо тяжело на душе.

 Дело, конечно, до развода не дошло. Чего им разводиться на старости лет. Да, только наш отец-основатель, потерял полное доверие жены и детей. Да и поймали его потом на взятке от поставщика.  Дело завели. Поделом ему по всем статьям: и по моральной и по материальной.

               Так, что если кто думает гульнуть от жены, вспомните про дядю Гену.

               Само собой, и похуже бывает.  Есть ещё и секатор садовый.

(Переработано. Ранее Егор Драпов (с) 2006)